Житель города Владимира Иван Низовцев на протяжении 10 лет работал в немецкой некоммерческой организации Eurowerkstatt Jena (в том числе в должности её руководителя) и занимался организацией межнационального диалога между жителями городов-побратимов: российского Владимира и немецкого города Йены в федеральной земле Тюрингия.
Побратимские отношения между Владимиром и Йеной на протяжении всей своей истории строились вокруг общих гуманистических и пацифистских ценностей. Однако после начала полномасштабной российско-украинской войны дальнейший диалог между городами стал, фактически, невозможен. О своей работе, об исторической памяти, о важности межнационального диалога, о послевоенной депрессии и о многом другом Иван рассказывает в большом интервью «Доводу».
– Привет, Иван. Расскажи, чем ты занимался во Владимире до того, как переехал в Германию?
– Во Владимире я закончил Владимирский государственный университет, факультет радиофизики, электроники и медицинской техники (ФРЭМТ), по специальности я инженер.
При этом я работал на кафедре иностранных языков в ВлГУ лаборантом – сначала будучи студентом, а затем уже после возвращения из армии. В итоге начал как-то проявлять активность: проводить встречи со студентами, пытаться найти друзей из Германии и так далее. И международный отдел университета знал о нас, конечно. Поэтому, когда приезжали какие-нибудь иностранные делегации, студенты по обмену, меня всегда просили помочь, принять их, показать Владимир. Была тогда какая-то такая тусовочка у нас. Все знали, что вот Иван говорит по-немецки, может помочь. Однажды даже принимал немецких пенсионеров. Им уже было лет по 70, две семейные пары, и они обратились в Эрлангенский дом, чтобы организовать поездку во Владимир. Мы потусили, я их даже на свою дачу свозил.
– Почему тебя так заинтересовали Германия, немецкий язык и тема международного сотрудничества?
– Мне изначально ещё со школьных времен хотелось поехать в Германию. Я учил немецкий язык в школе и уже в старших классах у меня появился интерес к Германии, немецкой культуре. Захотелось как-то получше его выучить. Тогда ещё был такой период дружбы между Германией и Россией, канцлером тогда был Герхард Шрёдер, он активно общался с Путиным. И даже в медиа был такой подъем настроений, связанных с дружбой, студенческими обменами и так далее. И на этой волне я туда запрыгнул. Потом начался уже спад, когда Меркель пришла к власти. Но всё равно это дело шло.
Тут надо пояснить, что до 90-х годов, во времена моего детства, наши войска стояли в ГДР. И наши отцы, скажем так, посылались туда служить. И друзья моей семьи там какое-то время жили. Когда Берлинская стена пала и произошло объединение Германии (3 октября 1990 года), они оттуда стали возвращаться.
И они привезли с собой кучу всего, что мне, постсоветскому ребёнку, когда в подъезде гора мусора, вокруг одна серость, бандиты и прочее, а они привезли кучу каких-то цветных журналов, игрушек, прикольных штуковин. Это произвело на меня впечатление. Этот контраст, когда ты выходишь из серой панельки на Нижней Дуброве, идёшь в школу, а потом приходишь домой, открываешь журнал, а там Германия, пряничные домики, цветы, всё такое красивое.
Ещё во время моей учёбы в ВлГУ были студенческие обмены с городом Эрлангеном, но туда попадали только самые «сливки», те, кто очень шарит за электронику. А я был таким средним студентом, и поэтому мне как-то даже не предлагали поехать. Но потом попал уже позже, когда приезжали уже волонтёры из Йены.
– Как это произошло?
– Партнёрство с Йеной было заключено только в 2008 году, а Владимир и Эрланген – более давние города-побратимы. Там ещё в Советском Союзе было подписано партнёрство. И города Эрланген и Йена, они между собой тоже побратимы, сейчас это Германия, однако раньше были ФРГ и ГДР соответственно. И в 2008 году было подписано трёхстороннее соглашение. С того момента власти начали активно искать акторов этого партнёрства. Разные общественные организации начали сотрудничать. Так подружились две организации Владимирский Евроклуб и Eurowerkstatt Jena, они начали молодёжный обмен. Всем известный Петер Штегер, например, он наполнял своими темами это партнёрство. Его большой проект: дружба между бывшими солдатами Второй мировой войны с обеих сторон. Поддерживались разные социальные проекты, но они были мало видимы широкой общественности.
Ну и вот, однажды приехали волонтёры из Йены и говорят, мол, Иван, у нас есть место на волонтёрский проект в Германии. Конечно, я согласился. Это был 2011 год. И всё пошло так классно, мне так понравилось, что я решил, что надо оставаться. Тогда это называлось European Voluntary Service (EVS) – Европейская волонтёрская служба – это молодёжная программа Евросоюза, чтобы молодёжь из разных стран общалась, тусовалась. Это как раз то, что мне подходило. Потому что ориентировано больше не на академический обмен, а на социальный.
Это довольно организованная структура. Не просто ты взял рюкзак и поехал. Ты участвуешь в различных семинарах. И это был для меня очень ценный опыт. Там была молодёжь со всей Европы: из Испании, Венгрии, Чехии, Украины и Беларуси, отовсюду. И начинаешь чувствовать себя таким глобальным послом России в Европе, очень много нового открываешь. Понимаешь просто, насколько бывает душно, живя во Владимире, когда ты просто живёшь внутри региона и особо никуда не ездишь. Какие там Берлинские стены, какая Пражская весна? Это кажется таким далёким.
– После этого ты остался в Германии и сам начал заниматься организацией сотрудничества с Владимиром. В каких формах это происходило?
– Было время, когда у нас был прямо годовой план мероприятий. Бывало, что в течение года по два-три раза приезжали в Йену автобусы, набитые школьниками из Владимира. Но это было, может, пять лет, максимум. До этого не было людей, которые бы это организовывали, не было контактов. А потом начался ковид. Но за этот период мы многое успели сделать.
Если вкратце описать, то было это так: есть две организации, в Йене и во Владимире, которые дружат между собой. И в рамках этого партнёрства мы составляли программу на год. То есть, например, проводились автобусные экскурсии по Европе для владимирских школьников. Это были крупные туры, с ночевками в автобусах, в хостелах, через всю Европу. И одним из крупных пунктов для них, куда постоянно заезжали, была Йена. Потом были ещё молодёжные обмены, когда группа школьников или студентов летит именно в Йену, дней на 10. Финансировалось всё это властями России и Германии.
Конечно, были порой бюрократические трудности, но мы их решали. Например, проблема была в том, что со стороны Германии деньги распределялись федеральными властями по землям, и уже власти земли, соответственно, передавали их на развитие этого проекта. А со стороны России не получилось выбить деньги. Деньги были в федеральном бюджете и не распределялись по регионам. Но, тем не менее, ездили и делали всё это.
Кстати, администрация города Владимира помогала с этими обменами. Они говорили, конечно, что да, денег нет, где мы их вам возьмём, но давали нам, например, административный автобус, когда во Владимир приезжали группы немцев. В общем, очень классно всё это работало.
Но я больше с немецкой стороны участвовал в организации. Автобусные туры были, молодёжные обмены и волонтёрский год — вот эти три вида программ составляли нашу работу. Когда, например, какие-нибудь школьники из Владимира в каникулы съездили на автобусе в тур по Европе, съездили в Рим, Париж и остановились в Йене. И они потом знают: ага, в Йене там люди живут, это наш город-побратим. Потом там, через год, через два они, может быть, решат уже поехать на более долгий срок, например, в молодёжный обмен.
– Ты занимался всем этим исключительно на общественных началах?
– Да, я, даже когда работал по специальности, параллельно в свободное время всё равно по мере сил занимался партнёрством городов, постоянно что-то организовывал. Встречи, поездки, мероприятия и так далее. На общественных началах, конечно. Потом в период обучения в вузе, в Йене я учился в университете Фридриха Шиллера. Это была работа в общественной организации, но в связке, конечно, с администрациями городов.
– Какие ещё совместные проекты между городами проводились?
– У нас было много разных проектов, связанных с посадкой деревьев, например, благоустройством парков и так далее. Совместный труд всегда объединяет. Но, когда едешь в Германию, нельзя обойти стороной и исторические места, конечно. И когда, например, к нам приезжали на пару дней владимирские школьники, нам всегда говорили: Иван, давай покажем им Бухенвальд, давай сходим на экскурсию в мемориальный комплекс бывшего концлагеря.
И мы в один момент поняли, что нельзя вот так «галопом по Европам» проводить это: что вот тут у нас Эйфелева башня, а тут нацисты убивали людей. Так нельзя делать. Мы поняли, что группы надо готовить заранее. У нас появился такой массивный блок именно по теме исторической памяти о нацистской Германии, Второй мировой войне и Великой Отечественной войне с продуманной программой.
– Расскажи более подробно, как это проходило.
– Конечно, культура памяти по поводу гитлеровских преступлений, Холокоста и так далее была в разное время разной. Во времена двух Германий Бухенвальд находился на территории ГДР, и тогда акцент делался больше на политических жертвах. То есть Гитлер был против коммунистов, и чтили память преимущественно людей, репрессированных нацистами за коммунистические взгляды. Когда ГДР не стало, уже в 90-х годах, начали менять эту концепцию. Потому что на самом деле было много других групп людей, которые оказывались в Бухенвальде не по политическим причинам, а по другим. В гитлеровской Германии преследовали множество групп: Sinti und Roma [ромов или «цыган»], евреев, Свидетелей Иеговы, гомосексуалистов (представителей ЛГБТ), инвалидов, Arbeitsverweigerer [людей, отказывающихся от работы, «тунеядцев»], советских военнопленных. Плюс, конечно, были простые уголовники: убийцы, грабители и так далее. Всё это было в одном лагере.
И интересно, что наши люди, которые приезжают из Владимира, часто даже не подозревают, насколько разнообразные группы людей становились жертвами преступлений нацизма. И вот эта полумифическая картинка в наших головах о Бухенвальде очень далека от действительности. И когда туда едешь, а потом, когда начинаешь возить туда людей сам, как экскурсовод, понимаешь, насколько велика эта ответственность – показать людям, что там на самом деле происходило. В мемориальном комплексе это преподносится сейчас так: не забыть никого. Мы рассказываем обо всех жертвах концлагеря.
Интересна также история этого лагеря после падения нацизма в период ГДР. Инфраструктура бывшего концлагеря уже использовалась советской властью в рамках системы ГУЛАГ. Лагерь был переоборудован, и там уже НКВД держали в заключении людей, причастных к преступлениям нацизма. Среди них было также много жертв и там же рядом в лесу есть большое кладбище этих заключённых, (которые в основном до сих пор не опознаны). Но там тоже под вопросом, кто преступник, а кто нет. Свозили со всей Германии людей, подозреваемых, но в итоге там порой оказывались случайные люди, какая-нибудь условно буфетчица столовой СС. Вряд ли она была к каким-то реальным военным преступлениям причастна.
Во время экскурсий об этом говорят, но экспозиция про советский период находится в здании музея, в подвале, на нижнем этаже. И вход расположен как бы сзади. И по сути дела в рамках общего обзорного посещения туда редко заходят. Вообще на семинарах подготовки экскурсоводов нам говорили, что мы действительно не хотим выпячивать эту тему вперёд. Потому что основная тема мемориала – это всё-таки преступления нацизма. То, что происходило в советский период, преступления НКВД – оно у нас как бы лежит в архивах, но мы не будем это выпячивать.
– Как побратимские отношения строились в период эпидемии ковида?
– Когда была «корона», что происходило? Мы видели себя, как всегда, мостиком между Владимиром и Йеной. Из-за эпидемии началась всеобщая паника, никто не знал, что будет завтра. И, конечно, было интересно, что происходит в других странах. Поэтому мы начали делать телемосты, общались в Зуме, брали интервью у каких-то депутатов. Начали вводить больше каких-то цифровых штук, делали вебинары, воркшопы. Даже в эфир «Радио России Владимир» выходили. Пытались общаться, не терять контакт друг с другом. Нас это даже ещё больше сплотило.
– А что происходило после начала полномасштабной российско-украинской войны?
– Когда началась вся эта жопа, я на самом деле был во Владимире, приезжал на мамин День рождения. И обратно мне нужно было лететь 27 февраля, у меня был уже куплен билет Москва – Берлин. И вот 24 февраля все просыпаются в новом мире: бомбят Одессу, бомбят украинские города. Все в шоке. У меня был план ехать в Москву и лететь на работу, но рейсы начали отменять из-за закрытия ЕС. Мне пришлось ехать автобусом через Калининград, через Польшу.
То же самое происходило с нашими молодёжными обменами. Раньше был двухчасовой самолёт Москва – Берлин, можно было за день слетать. Сейчас это вообще нереально, прямых рейсов нет. Логистически всё прекратилось. Но потом и идеологически стало сложно работать. Потому что вся наша работа была пронизана духом Nie wieder [никогда больше]. Мы не хотим повторения этого кошмара, это был наш слоган в рамках всех обменов. Что мы только за мир и не хотим войны. Конечно, мы против войны, это логично. Поэтому было очень сложно.
24 января я забежал во Владимире в Евроклуб, захожу и просто падаю в слезах в руки председателя, реву просто ей в жилетку, мол, мир рухнул, просто пизда, что вообще нам дальше делать, что будет происходить. И стало понятно, что больше обменов не будет. Пару раз мы попробовали сделать телемосты, даже некоторые депутаты из Йены проявляли инициативу, мол, давайте попробуем выйти на связь с гражданским обществом Владимира. Подключили, поболтали, но в целом стало понятно, что если ты в России и против, у тебя не получится там жить нормально. Мы понимали, что друзьями мы останемся, но каждый как бы условно на своём фронте. Нас теперь разделяет такая стена, что пробить её сложно. Теперь международное сотрудничество в России переориентировали на другие страны, на Китай, Индию, Иран и так далее, на БРИКС.
– Как это всё повлияло на тебя лично?
– С того времени я больше в Россию не ездил, хотя уже больше двух лет прошло. В России у меня осталась семья, мама. За это время умерла моя любимая бабушка, но я не смог приехать на похороны. Поэтому тяжело, конечно, когда ты даже не можешь попрощаться с близким человеком.
А по поводу обменов – у меня просто опустились руки, если честно, в тот день. У нас был изначально такой настрой, что мы дружественные страны, люди, которые хотят мира. Но после 24 февраля 2022 года показалось, что всё было как бы зря. Десять лет ты бился, доказывал всем, что русские – хорошие люди, давайте с нами дружить, вот мы такие молодцы. А в итоге оказалось, что мы вот такие вот. И вот этот облом, произошло какое-то отторжение. Я понял, что за эти 10 лет мы сделали очень многое, я не жалею ни о чём, сформировали связи между людьми. Но куда-то просто провалилось всё в ад. Я плюнул на это всё и поехал в Берлин жить просто своей жизнью, оставив всю эту работу. Началась какая-то апатия, депрессия.
– Ты бы хотел что-то добавить в качестве заключения?
– Тем, кто прочитает или посмотрит это интервью, я бы хотел пожелать, чтобы они больше вникли в эту тему. Потому что международное партнёрство между людьми, в рамках партнёрств городов или каких-то организаций, даёт очень многое. Сейчас стало, конечно, гораздо сложнее в этом участвовать, но завести какие-то связи, даже просто друзей по переписке из другой страны – это настолько раскрывает горизонты и дополняет картину мира, что я желаю этого всем во Владимире и вообще во всей России!